Итак, мы на пороге диалектики.
Однако философское сознание не может жить диалектически, не получивши опыта еще на одном пути.
И многие философы так и не стали настоящими диалектиками, ибо не испробовали этого важного, хотя и подчиненного пути,
и соблазнились на нем.
Этот путь и этот метод хочет совместить явление и сущность, вещь и идею.
Мы уже видели, как приводит Платона к этому совмещению самая судьба его внутренних исканий.
Нельзя безнаказанно барахтаться в стихии непосредственных ощущений: они обманут.
Нельзя безнаказанно и сводить свою философию на «воздержание» от фактов: абстрактные эйдосы тоже обманут.
Однако философское сознание не может жить диалектически, не получивши опыта еще на одном пути.
И многие философы так и не стали настоящими диалектиками, ибо не испробовали этого важного, хотя и подчиненного пути,
и соблазнились на нем.
Этот путь и этот метод хочет совместить явление и сущность, вещь и идею.
Мы уже видели, как приводит Платона к этому совмещению самая судьба его внутренних исканий.
Нельзя безнаказанно барахтаться в стихии непосредственных ощущений: они обманут.
Нельзя безнаказанно и сводить свою философию на «воздержание» от фактов: абстрактные эйдосы тоже обманут.
Пока сами факты не станут смыслами, а смыслы — наивно и непосредственно ощущаемыми фактами, до тех
пор философ остается осужденным на смерть в духоте абстракций, ибо абстрактны не только феноменологически
«узренные» эйдосы, но и чувственные факты, если они не суть в то же время сами полный смысл и вся полнота идеи,
не просто осмысленные факты, а — сама полнота смысла, сам смысл и идея.
И вот есть метод, который, не будучи диалектическим, дает эту вожделенную для философа и человека связь идеи и факта, дает своей специфической законченностью и полнотой, хотя ему и чужда еще всесторонность диалектики.
В чем он заключается?
И вот есть метод, который, не будучи диалектическим, дает эту вожделенную для философа и человека связь идеи и факта, дает своей специфической законченностью и полнотой, хотя ему и чужда еще всесторонность диалектики.
В чем он заключается?
а) Можно, именно, брать идею и факт не в их абсолютной тождественности и взаимопронизанности, не так, что
уже перестаешь замечать, где же идея и где факт, но так, что идея и факт, оставаясь одно в отношении другого совершенно внеположным, рассматриваются одно в свете другого, одно с точки зрения другого.
Мы имеем идею, или смысл, и имеем факт.
И вот мы начинаем видеть идею так, что захватываем тут же и факт; факт отражается в идее.
Мы имеем идею, или смысл, и имеем факт.
И вот мы начинаем видеть идею так, что захватываем тут же и факт; факт отражается в идее.
Факт отдален от этой идеи и не есть идея.
Но он отражается в идее, в смысле; смысл захватывает факты и всю непосредственно ощущаемую действительность.
Конечно, феноменологические эйдосы тоже отражают действительность, и феноменологическое узрение тоже видит факты.
Но он отражается в идее, в смысле; смысл захватывает факты и всю непосредственно ощущаемую действительность.
Конечно, феноменологические эйдосы тоже отражают действительность, и феноменологическое узрение тоже видит факты.
Но феноменология принципиально «воздерживается» от фактов.
Факты ей не нужны.
И даже не важно для нее, существуют ли или не существуют самые факты.
В описываемом же методе факты и вся действительность утверждаются как сущие; и если это —не абсолютные данности
Факты ей не нужны.
И даже не важно для нее, существуют ли или не существуют самые факты.
В описываемом же методе факты и вся действительность утверждаются как сущие; и если это —не абсолютные данности
факта и ощущения, то все же нечто такое, что принципиально противостоит смыслу, осмысливается им и в этом
осмыслении порождается.
И не только мы находим здесь идею, восприявшую на себя факт, но находим и факты,
И не только мы находим здесь идею, восприявшую на себя факт, но находим и факты,
отразившие на себе чистоту идеи и смысла.
Это уже не просто непосредственно ощущаемая действительность факта, как и не просто феноменологически узреваемая действительность смысла.
Это — такая действительность факта, которая, несмотря на все свое противостояние чистому
Это уже не просто непосредственно ощущаемая действительность факта, как и не просто феноменологически узреваемая действительность смысла.
Это — такая действительность факта, которая, несмотря на все свое противостояние чистому
смыслу и в условиях такого противостояния, являет лик осмысленной благоустроенности; и видно, как в ней отразилась и воплотилась стихия чистого смысла.
Итак, изображаемая философская позиция продолжает стоять на факте абсолютной раздельности и несовместимости
Итак, изображаемая философская позиция продолжает стоять на факте абсолютной раздельности и несовместимости
идеи и действительности, на факте полного противостояния сущности и явления; но эта позиция вместе с тем берет эти
две стихии в их взаимоотраженности и смысловой взаимосвязи.
Сущность и явление противостоят друг другу как два раздельных факта, как две несовместимых действительности, но они совмещены и взаимосвязаны как смыслы, в их взаимном, как бы зеркальном, отражении.
Их взаимосвязь не фактическая (как факты — они раздельны; тут — два факта), но смысловая (они даны как один смысл, как
Сущность и явление противостоят друг другу как два раздельных факта, как две несовместимых действительности, но они совмещены и взаимосвязаны как смыслы, в их взаимном, как бы зеркальном, отражении.
Их взаимосвязь не фактическая (как факты — они раздельны; тут — два факта), но смысловая (они даны как один смысл, как
единая идея).
Возьмем две любых вещи, принадлежащих к одному и тому же роду и носящих одно и то же название: два дерева, два камня, два дома.
Каждая такая пара тоже раздельна фактически, по факту (ибо тут две вещи), и каждая такая пара одинаково тождественна идеально,
Возьмем две любых вещи, принадлежащих к одному и тому же роду и носящих одно и то же название: два дерева, два камня, два дома.
Каждая такая пара тоже раздельна фактически, по факту (ибо тут две вещи), и каждая такая пара одинаково тождественна идеально,
по смыслу, ибо данное дерево, как дерево вообще, ничем не отличается от всякого другого дерева, а отличие его заключается в том, что уже не касается его как дерева вообще.
Уже тут мы видим недостаточность и несамостоятельность такой позиции, не умеющей видеть вещи в их вещественной же тождественности. Где-то должен быть такой философский метод, и как-то должна осуществиться такая философская позиция, которая бы воочию показала
Уже тут мы видим недостаточность и несамостоятельность такой позиции, не умеющей видеть вещи в их вещественной же тождественности. Где-то должен быть такой философский метод, и как-то должна осуществиться такая философская позиция, которая бы воочию показала
не только смысловое тождество вещи и идеи, но и фактическое их тождество, так, чтобы была, хотя бы принципиально, одна и единственная действительность, фактическая и идеальная одинаково и одновременно.
Рассматриваемый метод на это еще не способен.
Рассматриваемый метод на это еще не способен.
