Я попросил о срочной встрече с Ельциным.
Мне было сказано, что он «недомогает».
Мы с коллегами знали, что это означает: алкоголизм российского президента был секретом Полишинеля, о котором знал весь мир.
Мы согласились на встречу с его советником по национальной безопасности Путиным, которого совсем недавно назначили на этот пост, переведя с должности заместителя мэра Санкт-Петербурга.
Это была неприятная встреча.
Он вел себя внешне спокойно, профессионально и вполне любезно, но под поверхностью просматривалась ледяная холодность и хорошо контролируемое презрение.
Видимо, желая показать, что он прочитал досье КГБ на меня, Путин произнес имена двух русских поэтов, о которых я писал диссертации в колледже и в аспирантуре в конце 1960-х годов.
Но больше всего меня и моих коллег потряс тот апломб, самоуверенность и та наглость, с которой Путин лгал нам.
Он должен был точно знать замыслы военных.
Однако он заверил нас, что условия, на которые согласился Черномырдин, по-прежнему действуют, и что не будет никаких неожиданностей, подрывающих с большим трудом завоеванный мир и российско-американскую договоренность. Затем он сказал нам, что никогда не слышал об «этом Ивашове».
Такая неискренность была совершенно ненужной, а его заявление показалось неправдоподобным, поскольку Ивашов был старшим военным представителем в важной дипломатической миссии Черномырдина.
Через несколько часов российское подразделение численностью примерно 250 военнослужащих уже разбивало лагерь на территории аэропорта в Приштине, создавая опасность того, что сотрудничество России и НАТО превратится в конфронтацию.
Между тем, наша делегация разбила собственный лагерь в здании Министерства обороны на Арбатской площади, где мы всю ночь пытались разрядить кризис. Переговоры были жесткие, но это было ничто по сравнению с криками и воплями, которыми обменивались русские.
С одной стороны находился министр обороны маршал Игорь Сергеев и министр иностранных дел Игорь Иванов.
С другой — начальник Генерального штаба Анатолий Квашнин, который явно поддерживал вылазку в сторону Приштины и обструкционизм Ивашова в группе Черномырдина.
В конце этих странных и напряженных переговоров Сергеев одержал верх над Квашниным — но с огромным трудом, и лишь тогда, когда Ельцин превозмог свое недомогание и вернул первоначальную договоренность на место.
Что касается роли Путина, то я могу сделать лишь одно умозаключение: либо он страховался, не зная, чем закончится это внутриведомственное противостояние, либо активно поддерживал Квашнина и Ивашова, которые, в свою очередь, оказывали открытое неповиновение своему министру и старшему по званию Сергееву, не говоря уже о главнокомандующем Ельцине.
Четыре месяца спустя Ельцин потряс весь мир, назначив Путина на должность премьер-министра и сделав его своим преемником.
Во время междуцарствия Путин активно формировал свой имидж защитника закона и порядка, и даже не скрывал своей причастности к военной кампании выжженной земли в Чечне («Это российское Косово», — постоянно напоминали нам.)
Я увидел его снова накануне Рождества, за девять дней до ухода Ельцина в отставку.
Россия является частью Запада, сказал Путин.
Он по-прежнему, по крайней мере, официально придерживался успокаивающей линии, говоря о партнерстве.
Как сказал он мне тогда, у него есть сильное желание показать «нашему народу и миру, что по самым важным вопросам мы находимся на одной стороне».
Путин добавил, что ему в России «не нужны» те, кто считает, будто «изоляция, перегруппировка сил и конфронтация полезны для страны».
На Ельцина он не ссылался, по крайней мере, подтверждал его основную ориентацию.
Нет сомнений, что именно такой сигнал он хотел передать через меня в Вашингтон.
Я сделал это, однако вспомнил, что именно этот кремлевский чиновник несколькими месяцами ранее заверял нашу делегацию, что сообщения об активных действиях российской армии в Косове это ерунда.
Во время этого же визита один отставной реформатор, сохранивший доступ в Кремль, рассказал мне об одной приватной церемонии, на которой Путин вместе с группой коммунистических политиков отмечал день рождения Сталина. «Эта информация, — заявил мой осведомитель, — важнее всего того, что вы слышите от нашего нового руководителя во время встреч лицом к лицу».
В июне следующего года, когда Путин обустраивался в президентском кресле, а Билл Клинтон наносил прощальные визиты иностранным лидерам, эти двое встретились в Москве.
Путин был любезен, но не готов обсуждать значимые вопросы.
Несколько раз он довольно тонко, однако с заметным пренебрежением отозвался о своем предшественнике и друге Клинтона Ельцине.
Перед отлетом обратно в Вашингтон Клинтон навестил Ельцина на его пенсионной даче. «Борис, — сказал он, — Ты демократ до глубины души. Вера в людей у тебя в сердце. Ты обладаешь страстью настоящего демократа и настоящего реформатора. Я не уверен, что Путин обладает такими качествами. Может, они у него есть. Я не знаю. Тебе придется следить за ним и использовать свое влияние, чтобы он не сходил с правильного пути. Ты нужен Путину. Знает он об этом или нет, но ты действительно нужен ему, Борис. Ты нужен России. Ты по-настоящему изменил эту страну, Борис. Не всякий лидер может сказать такое о стране, которой он руководил. Ты изменил Россию. России повезло, что у нее был ты. Мы многое сделали вместе, ты и я. Мы пережили трудные времена. Мы никогда не допускали, чтобы все это распалось. Мы сделали немало хороших дел. И они сохранятся. Нам требовалось мужество для этого. И тебе зачастую было намного труднее, чем мне. Я знаю это».
Ельцин схватил Клинтона за руку и наклонился к нему. «Спасибо, Билл, — сказал он. — Я понимаю».
У них не было ни малейшего подозрения о том, насколько резко Путин порвет с Ельциным и с Западом.
***
Такова предыстория. Прошло 15 лет, и мы сегодня переживаем очень серьезную и плохую историю, в которой Путин является главным действующим лицом и все больше нашим противником.
Он стал (особенно в свой третий президентский срок) поборником тех людей в России, которые на протяжении четверти века выступали за откат назад во внутренней политике.
Путин свернул демократизацию и лишил регионы прав и полномочий.
Он заткнул рот средствам массовой информации и монополизировал их, превратив в орудие пропаганды и дезинформации.
Он составил свой собственный, тщательно отредактированный словарь для восстановленных по существу основ советской власти.
Во внешней политике Путин заменил партнерство с Западом соперничеством.
Он отверг европейский путь России и выбрал евразийский вариант.
Жесткая речь Путина на мюнхенской конференции по безопасности в 2007 году очень сильно напоминала обвинения Павлова и Крючкова, с которыми они выступили в 1991 году, заявив, что Горбачев позволяет иностранцам навязывать России свои интересы, правила и ценности.
Быстро прокрутим время вперед до марта этого года.
Утверждая право России на аннексию чужих территорий, населенных русскими, Путин выступил с речью в Думе, которая очень напоминала заявления ельцинских врагов Руцкого и Жириновского из середины 90-х.
Путин неоднократно выступал с собственными прорицаниями наподобие речи-предостережения Козырева 22-летней давности — однако говорил он вполне серьезно.
Что касается гласности, то она уступила место дезинформации такого масштаба, что The Economist назвал Россию мендократией — властью лжи, особенно в свете украинского кризиса.
Российское государство и послушные в основном СМИ изо всех сил пытаются представить народное восстание против прежнего украинского правительства как заговор, инспирированный Западом.
В попытке избежать ответственности за уничтожение самолета Малайзийских авиалиний МН17, который был сбит поставленной из России зенитной ракетой на спорной территории в восточной Украине, и за гибель 298 человек на борту Путин обвиняет в этой катастрофе украинцев, потому что это их воздушное пространство оказалось опасным из-за конфликта на земле — конфликта, который он сам и разжигает.
Такое обращение к Большой Лжи вполне соответствует стандартам ветерана Политбюро времен холодной войны Михаила Суслова, который отвечал за агитпроп и был похоронен в некрополе у кремлевской стены 32 года назад.
Когда Путин взошел на президентский трон, в его списке контактов появились имена из очень недалекого прошлого.
Он пригласил на свою инаугурацию бывшего руководителя КГБ Крючкова, который организовал в 1991 году августовский путч против Горбачева.
И он первые пять лет своего правления держал генерала Квашнина на должности начальника Генерального штаба. Подчиненный Квашнина в приштинском гамбите генерал Ивашов сегодня является членом неформального путинского мозгового треста и вице-президентом (президентом — прим. перев.) сформированной недавно Академии геополитических проблем.
А что касается главных мучителей Ельцина, то Руцкой до сих пор принимает активное участие в российской политике. Как и Зюганов. Когда он праздновал свой 65-й день рождения, там присутствовал Путин, подаривший ему первое советское издание Манифеста коммунистической партии.
Жириновский хоть и остается на обочине, но в последнее время несколько восстановил свои позиции, поддержав сепаратистов на востоке Украины.
Между тем, некоторые ветераны-путчисты появляются на видных ролях в составе сепаратистских сил в и вокруг восточной Украины.
Так что, хотя Путин довольно поздно вступил в ряды тех, кто вознамерился как можно основательнее восстановить советский режим, он в последние годы дает им возможность добиться успеха там, где они прежде терпели неудачу. Склад его ума таков, что он отражает тоску общества по лучшей поре российской геополитики, разочарование в оборотной стороне горбачевско-ельцинских реформ и недовольство политическими шагами Джорджа Буша-младшего и Обамы, такими как выход из договора по ПРО в 2002 году, вторжение в Ирак в 2003-м, западная поддержка цветных революций в бывших советских республиках Грузии и Украине в середине 2000-х, обретение краем Косово официальной независимости в 2008 году, а также второй и третий этап расширения НАТО в 2004 и 2009 годах, когда в состав альянса вошли шесть бывших коммунистических стран и три прибалтийских государства, аннексированных Сталиным после подписания пакта с Гитлером в 1939 году.
Но этими внешними раздражителями невозможно в полной мере объяснить ухудшение российско-американских отношений в последние годы.
Скорее, Путин просто воспользовался ими и своей усиливающейся монополией на СМИ, чтобы подстегивать раздражение в обществе, и видит в них подтверждение своему воинственному и параноидальному мировоззрению, которое проявилось особенно ярко, когда он обвинил бывшего госсекретаря Хиллари Клинтон в разжигании протестов в России, начавшихся после того, как Путин в сентябре 2011 года безапелляционно заявил о своем возвращении на президентский пост.
На этом фоне стоит вспомнить о том, что доверие между Горбачевым и Рейганом пережило Стратегическую оборонную инициативу (СОИ).
Горбачев и Буш 41-й выдержали напряжение первой войны в Персидском заливе, а узы дружбы Билла-Бориса сохранились, несмотря на первый раунд расширения НАТО и воздушную косовскую войну.
Тогда, как и сейчас, межгосударственные отношения носили глубоко личностный характер, что в значительной степени объясняется прочно укоренившимися особенностями российской политической культуры.
Кто бы ни сидел в Кремле — царь, генсек, президент — этот человек обладает колоссальной личной властью, а не бюрократической властью над тем, что Ричард Пайпс (Richard Pipes) называл наследственным государством.
Хотя Путин произнес ставшие знаменитыми слова о своем намерении восстановить «вертикаль власти», такая вертикаль власти в России существовала всегда, в том числе, когда он впервые стал президентом. Того, кто наверху, трудно остановить и трудно убрать.
Вот почему значение имеет не только путинизм, но и сам Путин.
Череда кремлевских лидеров, сменявших друг друга на протяжении четверти века до Путина, это сама по себе выдающаяся история, где очень много мелодрамы, иронии, напряжения, фарса и заковыристой интриги. И конечно, трагедии. В совокупности все это вполне достойно оперы Мусоргского.
Акт первый начинается в марте 1985 года, когда состоялось заседание Политбюро, чтобы выбрать преемника недолго правившему Константину Черненко.
Если бы тогда выбрали не Горбачева, а какого-нибудь другого кандидата, у нас и сегодня, 29 лет спустя, мог быть Советский Союз, Варшавский договор и холодная война.
Но когда Горбачев попал в Кремль, у него появилась власть для осуществления перемен. Он возвысил Ельцина, чтобы тот помог ему в этом деле, а затем оставил его в политическом забвении.
Акт второй. Ельцин наносит ответный удар и смещает Горбачева, но сохраняет основные черты горбачевских реформ.
У Ельцина тоже появились козыри, когда он поселился в Кремле. Несмотря на свои поздно проявившиеся демократические наклонности, он тоже был неравнодушен к глаголу «царствовать», используя его во время утверждения своей власти, особенно против оппозиции.
И тут опера превращается в трагедию. Этот демократический царь вытаскивает из неизвестности молодого функционера и назначает его своим наследником.
Ельцин делает это из безответственных и постыдных соображений, желая сохранить физическую и финансовую безопасность семьи.
В акте третьем Путин держит свое слово, что касается безопасности предшественника. Но практически во всем остальном он рвет политическое наследие своего наставника в клочья.
Путин встает на анти-ельцинские и, соответственно, на анти-горбачевские позиции, обретая таким образом поддержку со стороны твердолобых ветеранов старого режима, которые безуспешно пытались помешать реализации реформ в конце 80-х и в начале 90-х годов.
***
Призрак путинизма, который навис над Россией почти 15 лет назад и был замечен Сэфайром, сейчас нашел свое материальное воплощение в такой степени, что пошли разговоры о «путинской эпохе».
Эта фраза — намек на то, что он будет с нами и с нашим потомством еще очень и очень долго. Но есть две причины усомниться в этом прогнозе.
Во-первых, что нового в путинизме?
Вместо советской идеологии интернационализма Путин утверждает ультранационалистический тезис о том, что российская государственность должна основываться на этнической принадлежности.
Путин использовал его на Украине для расширения российских территорий.
Но его марка этнической геополитики, очень сильно отдающая запахами 19-го и первой половины 20-го века, это обоюдоострый меч.
Такая геополитика может привести к потере российских территорий, поскольку значительная часть страны населена нерусскими этническими группами, которые вряд ли обрадуются и потерпят русского шовиниста в Кремле с крестом на шее, который виден, когда он выставляет напоказ свою голую грудь.
Иными словами, Путин может невзначай приблизить то время, когда Кавказ и Центральная Азия станут уязвимы для джихадистов, которые уже сегодня планируют создать халифат на части территории Российской Федерации.
Вторая причина для сомнений в стойкости путинизма заключается в том, что в нем есть старого.
Путинизм как система государственного управления по существу есть копия того режима, который не сумел модернизировать советскую экономику, нормализовать советское общество и в конечном счете не смог спасти советское государство от исчезновения.
Кроме того, путинская концепция российской безопасности, как и концепции всех советских руководителей от Сталина до Черненко, обладает одной порочной чертой, обрекающей ее на провал: Россия не будет находиться в абсолютной безопасности до тех пор, пока все ее соседи не почувствуют себя абсолютно незащищенными и уязвимыми.
В результате в мнимую путинскую эпоху Россия опять стала нервозным государством, которое само себе наживает врагов.
Из-за такой антагонистической стратегии СССР не признавали в мировом сообществе в качестве надежной и конструктивной мировой державы.
В спорах о долговечности построенной Путиным системы следует учитывать судьбу того строя, который он по сути дела вернул к жизни.
Речь идет о советской системе, а вместе с ней и о советском государстве, которое просуществовало всего 70 лет — столько, сколько живет простой смертный.
Более того, эту систему и это государство уничтожили не иностранные враги типа тех, за кем подполковник Путин охотился в Дрездене 30 лет назад, или тех, кто подобно призраку преследует его в Кремле.
Скорее, система выдохлась и скончалась в силу своих собственных патологий. Она не могла выжить в современном мире.
Сэфайр провел эту связь в своей написанной в январе 2000 года статье: «Парадокс заключается в том, что путинская эпоха означает неконкурентоспособную, слабую в экономическом плане Россию».
Он предсказал, что результатом станет не «возрождение российской мощи, а угрюмая стагнация, которую назовут путинизмом».
Иными словами, поскольку путинизм является сознательной попыткой вернуться к пережитым неудачам прошлого и взять их в качестве образца для будущего, он обречен.
Тем не менее, благодушие и самоуспокоенность со стороны Запада непростительны.
При нынешнем руководстве Россия представляет прямую и непосредственную угрозу своим соседям, являясь деструктивной и сеющей рознь силой в европейской эволюции, а также потенциальной угрозой миру во всем мире. Она также мешает мировому сообществу справляться с другими угрозами, такими как климатические изменения и распространение ядерного оружия.
Но формируя новую стратегию в отношении Кремля в предстоящие месяцы и годы, мы также должны помнить, что Россия сегодня это не Советский Союз.
Она не застряла в середине 20-го века, не говоря уже о веке 19-м.
Она отнюдь не монолитна и не изолирована, как в старые недобрые времена.
Ее народ глубоко прочувствовал, что это такое — жить в нормальной современной стране. Россия больше и прочнее, чем путинизм; она переживет систему Путина, как пережила советскую систему, которую он пытается возродить.
Строуб Тэлботт занимал должность заместителя госсекретаря в администрации Клинтона, а сегодня является президентом Института Брукингса (Brookings Institution).
Оригинал публикации: The Making of Vladimir Putin
