* * *
В заключение надо вновь вернуться к современности.
В каком-то смысле меланхолия существовала всегда, как всегда существовали садизм и террор.
Наша цивилизация глубоко мрачна как в силу ее интеллектуализма (мир, придуманный меланхоликами и для меланхоликов[26]), так и в силу ее пронизанности коммуникациями, основанными на неудержимом чувственном любопытстве.
Как я пытался показать, негативные аффекты публики имеют в настоящее время два основания, которые провоцируют и подпитывают друг друга.
В России меланхоличная интеллигенция, захватив в 1980–1990-е годы публичную сферу, превратила ее в театр ламентаций, причем это совпало и со вкусом публики, и с коммерческими нуждами самих СМИ.
Однако и власти, и народ стали уставать от постоянного воздействия отрицательных эмоций, и этот меланхолически-сентиментальный пакт распался.
Шоковую роль взяли на себя террористы, а потребность в сострадании и плаче смогли реализовать через явно фиктивные ток-шоу.
Остальное время заняли малоинтенсивные и малоэмоциональные зрелища: сериалы, stand-up comedy, reality shows.
Правда, Интернет и социальные сети предоставили новые возможности отрицательной иннервации.
Освобождение от отрицательных эмоций сопровождается медийным освобождением от интеллигенции и от серьезной социальной критики.
И это, несомненно, очень неприятное развитие.
Но прежде, чем критиковать его, надо помнить, что ему предшествовало и на что способна либеральная интеллигенция, приди она снова к власти.
Требование проработки прошлого и возврата исторической памяти – одно из главных в повестке дня либералов[27].
Нетрудно догадаться, какой моральный садизм и меланхолический демпинг в отношении страны, «виноватой» в репрессиях сталинского периода, последовали бы, если бы ряд этих политиков пришел к власти. Народ это более или менее понимает и боится такого развития ситуации.
И это одно из объяснений происходящего.
Из чего не следует, что нам надо отказаться от сострадания и критики.
Нам надо отказаться от эмпиризма.
Проработка прошлого необходима, но через историческое понимание и эстетическое разыгрывание травмы, в которых просвещенный протягивал бы непросвещенному руку[28], а не бил его по рукам.
[1] Беньямин В. О некоторых мотивах у Бодлера // Он же. Маски времени. СПб., 2004.
[2] Магун А.В. Отрицательная революция. СПб., 2008.
[3] Lepenies W. Melancholie und Gesellschaft. Suhrkamp, 1998 [1969]. S. XXV.
[4] Ibid. S. XX.
[5] Starobinsky J. L'encre et la mélancolie // Clair J. (Éd.). Mélancolie. Génie et Folie en Occident. Paris: Gallimard, 2005. Р. 25.
[6] «De vita triplici», цит. по: Klibansky R., Panofsky E., Saxl F. Saturn and Melancholy. Nendeln, Liechtenstein: Kraus reprint, 1979. P. 259.
[7] То есть, согласно античным теориям восприятия, образы, отделяющиеся от предмета и попадающие в душу.
[8] «Trattato della nobilita della pintura» (1585), цит. по: Agamben G. Stanze. Paris: Rivages, 1994. P. 56–57.
[9] Habermas J. The Structural Transformation of Public Sphere. Cambridge: MIT Press, 1989. P. 48.
[10] Ibid. Р. 172.
[11] Cooper A.A.-С. Characteristics of Men, Manners, Opinions, Times. Cambridge: Cambridge University Press, 1999; см. также: Rivers I. Reason, Grace, and Sentiment: A Study of the Language of Religion and Ethics in England, 1660–1780. Cambridge: Cambridge University Press, 2005.
[12] Стерн Л. Сентиментальное путешествие. СПб., 1999. С. 17.
[13] Там же. С. 128
[14] Руссо Ж.-Ж. Рассуждение о происхождении неравенства // Он же. Об общественном договоре. М., 2000. С. 96–97.
[15] Мандевиль Б. Басня о пчелах. М., 1974. С. 230–231.
[16] Там же. С. 232.
[17] См. об этом страшном образе Мандевиля и Руссо: McDonagh J. Child Murder and British Culture, 1720–1900. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. P. 14–67.
[18] Фуко М. Истории безумия в классическую эпоху. СПб., 1997. В этой работе Фуко показывает постепенный сдвиг понятия безумия в XVII–XVIII веках от представлений о слабоумии, характерном для эпохи Возрождения, к мании и меланхолии, а затем – к истерии и ипохондрии.
При этом он замечает, что: «Болезнь как единство не определяется на основании ее наблюдаемых признаков либо предполагаемых причин; она воспринимается где-то в промежутке между первыми и вторыми, через голову тех и других – как нечто качественно однородное, обладающее собственными законами сообщения, развития и трансформации.
Формирование понятия меланхолии происходило под знаком не медицинской теории, но именно этой тайной логики качества» (Там же. С. 281–299).
Это промежуточное положение меланхолии между физикой и психикой происходит, как мы видели, еще от античных авторов.
[19] «Der empfindsame Maurus Pankrazius Ziprianus Kurt, auch Selmar genannt. Ein Moderoman» (1781/1782), цит. по: Sauder W. Empfindsamkeit. Stuttgart: J.B. Metzler, 1974. Vol. 1. S. 151.
[20] «Über die Verschiedenheit und Mischung der Charactere» (1788), цит. по: Ibid.
[21] Кант И. Спор факультетов // Он же. Сочинения: В 8 т. М., 1994. Т. 7. С. 113–136.
[22] Novalis. Schriften. Stuttgart: Kohlhammer, 1960. Bd. 2. S. 614.
[23] Радищев А. Путешествие из Петербурга в Москву // Он же. Полное собрание сочинений: В 3 т. М.; Л., 1938. Т. 1. С. 227.
[24] Там же. С. 240.
[25] Арендт Х. О революции [1965]. М., 2011. Гл. 2. Для Арендт это вторжение катастрофично, так как она, как и многие другие теоретики публичной сферы, исходит из необходимости жесткого разделения между публичным и частным.
[26] Ср., Clair J. Une mélancolie faustienne // Idem (Éd.). Mélancolie. Génie et Folie en Occident.
[27] Основная догма либеральной «политики памяти» в том, что если прошлое не помнить и не обсуждать, то оно обязательно повторится.
Эта доктрина восходит к психоанализу, но вообще говоря, это просто версия просвещенческого кредо: знание хорошо, незнание плохо.
В данной статье демонстрируется сентиментальная изнанка этого тезиса, а также указывается на разницу между знанием и пониманием.
Ср. об исторической памяти: Копосов Н. Память строгого режима. М.: Новое литературное обозрение, 2011;
Хапаева Д. Готическое общество. Морфология кошмара. М.: Новое литературное обозрение, 2008;
Эткинд А., Липовецкий М. Возвращение тритона: советская катастрофа и постсоветский роман // Новое литературное обозрение. 2008. № 94.
[28] Ср., «Пора, наконец, чтобы просвещенный и непросвещенный протянули друг другу руку; пора мифологии стать философской, народу разумным, философии мифологической, дабы философы проникли в сферу чувственности.
Тогда воцарится вечное единство между нами.
Не будет презрительных взглядов, слепого содрогания народа при виде мудрецов и священнослужителей»
(Гегель Г.В.Ф., Гельдерлин Ф., Шеллинг Ф. Первая программа системы немецкого идеализма // Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет. М., 1972. С. 213).
Артемий Владимирович Магун – профессор политической теории демократии (Европейский университет в Санкт-Петербурге), доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ.