В католическом мире одним из основных документов, запрещающих книги, был Index Librorum Prohibitorum (1559) ( были еще нидерландский 1529 года, веницианский 1543, парижский 1551, и треденский 1564 года) , созданный с целью оградить «веру и нравственность» от любых посягательств книжного разума.
(За нарушение указаний Индекса виновному грозили штраф, арест, отлучение от церкви или смерть).
Последнее издание Индекса (1948 г.), содержит ~4000 наименований книг, и, по сути, запрещает науку и философию как таковые.
«Книги тех, кто является или являлся лидерами еретиков … каковы бы ни были их имена, названия и характеры их ересей, абсолютно запрещены.
...Книги явно относящиеся, обучающие или повествующие о вещах развратных и непристойных абсолютно запрещены, и уже не только в связи с верой, но и моралью, которая разлагается в результате прочтения подобных книг.
Обладающие подобными книгами должны быть строго наказаны епископами»
— Тридентский список (1564 г.) папы Пия IV
«Церковь имеет право требовать от верующих, чтобы они не публиковали книг без её предварительной цензуры, и запрещать, если на то имеются достаточные основания, любые книги любого автора»
— Канон 1384
Канон 1399 определял признаки «вредных» книг.
В частности, он запрещал:
—Все тексты священного писания, изданные некатоликами.
—Книги любого автора, защищающие ересь и раскол или стремящиеся любым способом разрушить основы веры.
—Книги, специально направленные против церкви или христианских обычаев.
—Книги, оспаривающие или высмеивающие любой католический догмат; защищающие ошибки, осужденные папским престолом; низвергающие авторитет божественного культа; стремящиеся разрушить церковную дисциплину; умышленно оскорбляющие церковную иерархию или церковь.
—Порнографические книги.
В 1849-м году царская цензура Николая I постановила, что в книгах, «назначаемых для чтения простого народа», не должно быть «не только никакого неблагоприятного, но даже и неосторожного прикосновения к православной церкви и установлениям её, к правительству и ко всем поставленным от него властям и законам».
(В 1855-м году цензурный комитет запретил сказку "Курочка-ряба" за то что, "во многих шуточных сценах приводится имя Божие и упоминается крестное знамение").
«Необходимо отыскать средство к охранению религии и нравственности от печатного кощунства и поругания» — Обер-прокурор Синода, 1860-й г.
В 1820-м году Александр I утвердил инструкцию Казанскому университету:
«Цель правительства в образовании студентов состоит в воспитании верных сынов православной церкви…
...Для сего директор обязан наблюдать, чтобы дух вольнодумства ни открыто, ни скрыто не мог ослаблять учение церкви в преподавании наук философских, исторических или литературы»
Александра Калмыкова, пытавшаяся добиться включения в каталог народных школ научно-популярной брошюры о происхождении грома, получила следующий ответ от чиновников Министерства народного просвещения:
«Вы считаете нужным, чтобы крестьяне знали, что такое электричество, а мы считаем, что для них гораздо полезнее при звуках грома думать:
пророк Илья на колеснице катается по небу»
Реагируя на произведения Жан-Жака Руссо, епископ Антуан называл их «нечестивыми и кощунственными», «направленными на подрыв основ морали и государства».
Аналогичная риторика звучала и по отношению к сборнику Шарля Бодлера «Цветы зла». Главное управление общественной безопасности обвинило писателя в том, что его «произведения бросают вызов законам, защищающим религию и нравственность» (1852).
«Пропаганда похоти должна быть задавлена в зародыше», – писал на страницах Church Review Артур Кокс, рецензируя в 1852-м году роман Натаниеля Готорна «Алая буква».
В том же году американские цензоры запрещали «Хижину дяди Тома» Гарриета Бичер-Стоу, усматривая в ней «подрыв религиозных идей» и «угрозу рабовладельческой системе».
Во время суда над романом «Госпожа Бовари» (1856) Гюстава Флобера прокурор обвинял его автора в том, что «для него не существует никакой дымки, никаких покровов – он преподносит нам природу в её наготе и грубости», в то время как литература «обязана совершать правильное воздействие, апеллируя к потомству».
Характерно то, что подходы и взгляды церковных властей к инакомыслию к ХХ-у веку стали подходами и взглядами властей «светских».
Сказка «Крокодил» (1917) Корнея Чуковского была названа Пролеткультом «антипедагогичной».
«Что вся эта чепуха означает?
Какой политический смысл она имеет?
Какой-то явно имеет.
Но он так заботливо замаскирован, что угадать его довольно трудновато.
…Я думаю, «Крокодила» нашим ребятам давать не надо, не потому, что это сказка, а потому, что это буржуазная муть» — Н. Крупская о «Крокодиле»
В 1933-м за антивоенную пропаганду книга Эриха Марии Ремарка «На западном фронте без перемен» была запрещена в Италии, а национал-социалисты посчитали её «оскорблением идеалов дома и Отечества».
Схожая судьба ожидала и повесть Михаила Зощенко «Перед восходом солнца»(1943).
Суд признал её «политически вредной», «чуждой чувствам и мыслям советского народа», «опошлением его чувств и его жизни».
Со временем «нравственные мотивы» цензоров апеллируют уже не столько к конкретной религиозной корпорации, сколько к «общественной морали» как «фундаменту общества» и наследию «наших отцов».
Роман Дэвида Г. Лоуренса «Любовник леди Чаттерли» был объявлен непристойным в 1929-м году.
Почтовое ведомство США изымало его из всех посылок.
По словам возмущённого обвинителя, книга «представляет запретные действия в запретных подробностях и описывает их запретным языком».
Опубликованный в 1934-м году роман Генри Миллера «Тропик рака» подвергался запретам в течение последующих тридцати лет, и стал фигурантом около сорока уголовных процессов против книготорговцев.
«Обе книги ("Тропик Рака" и "Тропик Козерога") переполнены длинными пассажами, грязными и отталкивающими, возбуждающими похотливые мысли и желания…
Множество растянутых грязных описаний сексуальных опытов и практик, половых органов – непристойно…
В нескольких фрагментах книги женские половые органы описаны так подробно и вульгарно, что могут вызвать тошноту у читателя.
Если такую литературу можно будет ввозить в страну, человеческое достоинство и непоколебимые семейные ценности – фундамент, на котором зиждется общество, – будут утрачены» — Судья Л. Гудмен